10.03.2016
По вечерам я открываю ящик с монетами. Это целый мир. Вереницы прошедших веков, судьбы людей, истории государств, пороховой дым, вкус хлеба. Это — великие войны, далекие путешествия, несбывшиеся надежды, дерзновенные начинания, смелые замыслы, неудавшиеся аферы...
Вот эта монетка, я знаю ее на ощупь. Она бесформенна, один край ее здорово измят. Это карфагенская монета. Ее нашли на Канарских островах. Ей всего-навсего около двух тысяч лет. Такую отыщешь не во всякой коллекции. Мне подарил ее дед, старый моряк, объехавший весь свет. Он купил эту монетку давно, в какой-то лавке старьевщика в Гельсинфорсе.
Как эта малютка попала на Канары за много веков до того, как Канары, если верить учебнику географии, были открыты европейцами? Наверно, старинный корабль с карфагенскими купцами занесло бурей к этим неведомым островам. Те, что спаслись после бури, не смогли вернуться на родину. Они целыми днями вглядывались в горизонт, бродили среди обломков своего корабля... Потом старились и умирали один за другим. А монеты, на которые они хотели накупить ливанских пряностей, затерялись среди розовых Канарских камней.
Уже многих и многих из тех, кто держал эту монету в руках, нет на свете, а она живет и каждому, кто умеет слушать, тихо рассказывает о своих скитаниях, встречах и приключениях.
Вот еще одна. Испанский пиастр времен карибских пиратов. Какой путь проделал он, пока не попал в мою коллекцию?
Быть может, он побывал в кармане самого Френсиса Дрейка? А потом сэр Френсис Дрейк проиграл его в кости в лондонской таверне «Золотой якорь»...
Быть может, именно об этом пиастре кричал попугай одноногого Флинта, а писатель Стивенсон задумал свой «Остров сокровищ», погладив мой пиастр своими худыми, длинными пальцами...
Впрочем, возможно, на него покупали рабов в Африке или платили за мушкеты и пули для восстания на Гаити.
А вот еще одна монетка. Она серебряная и не тускнеет от времени.
На гербовой стороне — ощипанный орел. Это четвертак Николая Второго. Никакой романтики. Вид четвертака такой же казенный, как и николаевское время.
Французский экю. Он знаком с Д' Артаньяном. Он скитался от Гавра до Марселя и много раз пересекал Па-де-Кале. Из бисерных кошельков его пересыпали в кожаные переметные сумы. Его обменивали на фунты и чентизимы. Он бывал в разных компаниях, он знает цену дружеской поддержке, когда один экю стоит дороже тысяч золотых луидоров. Он любит острое словцо, хорошо понимает по-английски и по-испански. На португальском он объясняется с трудом, потому что в Португалии побывал только один раз, да и то по секретным делам государственной важности, так что во время поездки ему приходилось держать язык за зубами.
Снова Франция. Это денье, мелкая монетка. Она была дружна с беднотой, Гаврош путешествовал по Парижу, припрятав ее за щеку про черный день. Она слышала выступления Марата, звенела в такт «Марсельезе:», видела солдат генерала Галифе, расстрелявшего французскую революцию. Она ветеран: на боку ее — след от картечи.
А это редкая штучка — фальшивый германский пфенниг. Мошенника из Бранденбурга, который пустил его гулять по свету, сварили живьем в кипящем масле на самой людной площади в праздничный день, а пфенниг еще много раз повергал в тихую панику честных купцов на бременских рынках и гамбургских базарах. Впрочем, его всегда ловко сплавляли кому-нибудь, пользуясь суматохой или вечерними сумерками.
Чеканка некоторых монет красива и благородна, других — груба и бездарна. Рисунок одной из монет выбил великий скульптор Бенвенуто Челлини, и я могу часами смотреть на ее простые и верные линии. А иные монеты, попадавшие ко мне, я давно обменял, потому что они мне не нравились и не украшали моей коллекции.
Многие монеты мне подарены, многие я выменял, кое-какие купил на деньги, сэкономленные на мороженом и кино. Так что вот эти два новеньких фартинга обошлись мне ровно в двенадцать эскимо. Двенадцать несъеденных эскимо, которое я так люблю...
Журнал "Костёр", №1, 1966 г.
Интересно? Сохраните в Вашей социальной сети!
